Приют героев - Страница 77

— Ладно тебе, Брыхта! — прогудел колченогий вор, сморкаясь. — Развела слякоть…

И вот она — воровка на доверии? Никогда не скажешь. Воровки должны выглядеть иначе. А тут — простенькое домашнее платье, скромные кружева, бусы из темного сердолика… Серая мышка: голодная, холодная, несчастная. Овал Небес! — вот и ты, подруга, попалась на крючок. Так и надо, эта женщина просто обязана вызывать сочувствие. Иначе в доверие не втереться. С хищной лаской всякий станет держать ухо востро!

Брыхта извлекла из шкафчика пару жестяных кружек, ложки и большую, оплетенную лозой бутыль.

— Угощайтесь. У вас разговор мужской… На пороге она не выдержала, обернулась:

— Вот с кем тебе дружбу водить надо! С такими, как Родни. А не с твоими буцыгарами…

Хлопнула дверь. Пламя свечей сплясало финал балета «Принцесса без дракона». Михаль крякнул, поудобнее устраивая ногу, закованную в лубок; потянулся к бутыли. Плеснул обоим:

— Ну, за тебя, Родни! Если б не ты, я б уже рыб кормил… Пока Гвоздила возглашал здравицу, обезьянка проворно завладела кружкой матроса. Сунула мордочку, принюхиваясь, отчаянно чихнула и отодвинула кружку подальше. Хорошо хоть, не опрокинула, не разлила.

— Угомонись, Анри, — погрозил моряк пальцем. — Ты шмурдец не пьешь. А я выпью…

Обезьянка состроила потешную гримасу. Эх, подруженька, недооценила ты железного барона! Хороша идея, да не твоя! Обезьяний эфемер, которым Конрад предложил вигилле «накрыться», идя на встречу с вором, имел ряд неоспоримых преимуществ. При обезьяне говорят без боязни. Иное дело — портовая шлюха. У шлюх не язык, а помело; шлюх в койку тянут, а не за стол. Обезьянка не обязана хлестать жуткий шмурдец, может привередничать насчет еды, а понадобится — обследует хоть весь дом, от подвала до чердака.

Основными недостатками были вынужденный «обет молчания» и назойливый интерес мальчишки. Позволять гладить себя той же лапой, какой только что вытирали мокрый нос, вигилла не желала категорически. Спасибо барону — отвадил сопляка.

— Она яблоки ест? Рано обрадовалась.

— Ест, если чистые. Грязными Анри швыряется. И очень метко.

Малец шустро спрыгнул с сундука и выскочил за дверь.

— Ты где по кафке фрустрить выучился, Родни? Моряк, не из фартачей, а фрустришь так, что любо-дорого…

Здесь, в доме Брыхты, при хозяйке и ребенке, Гвоздила «кафкой» не злоупотреблял.

— Это я теперь моряк. Мы с Леоном Карнаухим в Анхуэсе, знаешь, какие дела вертели? Нас казенный трындарь сдал, внедрила. Леону — петля, кузарям — алмазные копи, а я ушел. Решил подальше сплясать, нанялся на барк «Счастливое избавление», к капитану Шарки. Год, другой, смотрю: рейсы наваристые, команда в доле… От добра добра не ищут. Остался плавать…

— Завязал? На гордиев узел? Бывает. И не такие фуцыри завязывали… Был у меня в Бадандене знакомец, Санчо Прочухан. Штуцер — Мама моя Нижняя! Любой замок — его хоть на двери, хоть на казне, хоть от Овала Небес! Синдикат Маландринов грамоту Санчесу выписал, почетную, на веки вечные…

Барон зачерпнул ложкой крольчатины с подливой.

— Санчо Прочухан? — поинтересовался он как бы между делом. — Нет, не знаю. Мне Карнаухий звонил про бедового грамотея, так его Санчесом Панчохой звали…

— Он самый и есть. Знаменитый кузарь, из тертых. Ответ Анри знала заранее, за мгновение до того, как Гвоздила открыл рот. Байки стряпчего, трехрукая тень, скользкое имя вора, постоянно выпадающее из памяти, счастливое избавление Гвоздилы из узилища, драка в порту — мозаика собиралась по кусочкам. Без Высокой Науки здесь не обошлось. Незначительные, на первый взгляд, мелочи, сочетание времени и места, слова и взгляда, — все это говорило мантиссе еще и о другом.

Трехрукая тень вора-хромца краем падала на шестерку теней пропавших квесторов.

Сливаясь в одно целое.

Не зря она настояла на своем присутствии здесь! Правда, пришлось сделать изрядный крюк, оставив дома Гиббуса. В Мерную Рощу, где стоял дом Брыхты, добрались очень поздно.

— Я яблоко принес! Чистое!

— Анри, хочешь яблочко? Вижу, хочешь. Бери-бери, я разрешаю.

Ага, их светлость милостиво разрешили. Век помнить будем, благодетель.

— Это тебе, — малец сунул яблоко издали, моргая с опаской. Боялся, трусишка, что зверек его укусит. — Кушай, макачка. А то они сами жрут, а тебе не дают. Возьми, оно вкусное!.. и чистенькое…

Речь мальчишки неожиданно растрогала вигиллу. Взяв яблоко, чистота которого вызывала сомнения, Анри изобразила благодарность по-обезьяньи: подпрыгнула на табурете, закивала головой, кланяясь, скорчила умильную рожицу. Довольный, Брыхтин отпрыск засмеялся и снова полез на сундук. Вигилла тихонько сотворила простенький мануал, окружив яблоко флюидами-скребунцами, выждала минутку-и откусила кусочек. Поздний ранет; сорт «Розовый витязь». Небось сперли где-то: «Розовые витязи» на распутье высажены, на косую сажень привиты. Торговцы цену ломят — закачаешься.

— …нет, незнаком. Но слышал много.

— Теперь не услышишь. В завязи он, как и ты.

— Ну, я-то не от хорошей жизни завязал…

— Да он всегда с придурью был, Санчо. В Кальхаре забрался во дворец эмира: через три стены, мимо всей стражи… И что ты думаешь? Сокровищницу обнес? Залез к любимой жене эмира, всю ночь с ней кувыркался, а под утро удрал. Только и прихватил, что перстенек с рубином — эмирша ему сама дала, на память. Стоило, спрашивается, башкой из-за бабы рисковать?! Или еще… А-а, ладно, ну его, балбеса!

Гвоздила помрачнел, без здравицы допил из кружки шмурдец и принялся за бобы. Видимо, следующая история, связанная с великим Санчесом Панчохой, он же Санчо Прочухан, была вору неприятна. Барон не мешал собеседнику утолять голод. Налив себе из бутыли, фон Шмуц украдкой подмигнул вигилле: дескать, ну как?