Анри хорошо помнила взгляд Конрада, брошенный на ее руки при первой встрече.
Ага, вот и наш пунктуальный фон Шмуц: топчется на пороге.
— Счастлива видеть вас, барон. Присоединяйтесь.
— Благодарю. Сударыня, вы в состоянии обеспечить конфиденциальность нашей беседы?
Квиз выглядел усталым и невыспавшимся. Усевшись в кресло рядом, он с видимым облегчением снял шляпу и парик. Без парика фон Шмуц выглядел заметно привлекательнее. Меньше официоза, что ли? Или баронам просто к лицу такие великолепные залысины?
— Разумеется. Экран Великого Немого — мой конек.
— Ваш конек пасется возле цирюльни. Когда я проходил мимо, он посмотрел на меня волком.
Овал Небес! Железный барон изволили пошутить?! «Это к потрясению основ!» — сказал бы мудрый стряпчий Тэрц.
— Как вы определили, что злобный конек у цирюльни — мой? Допустим, на нем приехал владелец цирюльни…
— На мирабиле? В дамском седле? Я расскажу Иридхару, он умрет со смеху. И простит мне вчерашнее бегство посреди маникюра. К вашему сведению, такого предательства он не прощает никому.
— Вчера вам помешали насладиться до конца? Я дарю вам эту возможность сегодня. Хотя стричь ногти в конце недели — приманить легион мелких бесов. Уж поверьте опыту мантиссы!
— Не путайте вульгарную стрижку ногтей с высоким искусством маникюра! — возмутился квиз, багровея. — Лучше творите поскорей экран: мне есть что сообщить.
— Минутку терпения, любимый! Скоро мы останемся наедине…
Для создания экрана ладоням Анри пришлось ненадолго покинуть ванночки. Презрев ужас в глазах цирюльников, потрясенных святотатством, вигилла нащупала сегрегат-волокна флогистона и легкими пассами сплела их в ткань. Прикинула на глазок расположение зеркал в цирюльне, дунула и закрыла парусом оба кресла. Теперь флажки и дозорные колокольцы…
Все. Готово.
— Говорите спокойно, барон. Захотите дать указания ногтярю или стригунцу — пожалуйста. Все, что направлено вовне, экран пропустит.
— Ловко, — квиз хмыкнул с явным одобрением. — Ладно, давайте к делу. Сообщаю, что меня отстранили от расследования, как близкого родственника.
— Я знаю, — кивнула вигилла. И обратилась к ногтярю:
— Мне, любезный, «улыбку авгура». Основной лак — «чайная роза».
— Чудесный выбор, госпожа!
Ногтярь извлек флакон со снадобьем для снятия старого лака: земляной жир, смягченный миндальным маслом, с целебным экстрактом алоэ и ягод дружинника падучего.
— Сэркис предупредил? — буркнул барон.
К фон Шмуцу спешил второй ногтярь, бренча инструментарием страшного вида. Анри содрогнулась, отдавая дань героическому барону. Быть здесь завсегдатаем — все равно что быть завсегдатаем пыточной. Еще и за свой счет. Сама она заранее позаботилась оформить встречу как служебную, с оплатой из спецсредств казначейства Трибунала.
Если его светлость будет вести себя хорошо, и ему оплатим.
— Нет. Один случайный знакомый.
— Интересные у вас случайные знакомые… все видят, все знают… Теперь официально следствием занимаетесь вы и только вы, сударыня. А я — вольный стрелок, пребываю в отпуске до востребования. Наслаждаюсь теплом «Приюта героев», где свел знакомство с прелюбопытнейшими господами…
Барон протянул цирюльнику правую руку, и ногтярь соколом пал на добычу.
Экран Великого Немого, помимо охранных свойств, имел еще одно, побочное. Каждый из собеседников мог при желании воспринимать рассказ — или даже ряд мыслей другого, как цепочку самодвижущихся черно-белых картин. При этом звук исчезал, а краткий конспект речи бежал по нижнему краю экрана в сопровождении музыки — иногда тревожной, иногда комической. Так и сейчас: на фоне бравурных аккордов вступления к Четырнадцатой симфонии Брамвеля, поперек трудяг-ногтярей, тронулись в путь усталые пилигримы-слова:
«Орден Зари. Идеалы Добра и Зла, Света и Тьмы. Но засевший в Цитадели идеалист решил быть последовательным до конца. В природе чистого Зла — нарушать все и всяческие законы, лгать, предавать, бить в спину. Разве Черный Аспид не должен без колебаний воплощать в жизнь эти идеалы?!»
Над текстом сменяются призрачные лица, похожие на лаковые маски театра имперсонаторов. Одноглазая карга: атаманша шайки разбойников. Благообразный старичок: лекарь из провинции. Кош Малой, рыжий сластена. Мария Форзац: шрам узкого рта сросся навеки. Еще один старик: широкие поля черной шляпы над одутловатым, рыхлым лицом. Таких дедушек, наверное, выращивают в подвале, пряча от лучей солнца. Маски располагаются веером: расклад карт в руках умелого шулера.
Перед Анри — родичи квесторов в полном составе. Великий съезд патриархов. Веер складывается, уплывает в глубину; перед глазами возникает лист бумаги.
«Довожу до Вашего сведения, что Ваш [неразборчиво]… замечен в тайных встречах с членами Высшего Совета некромантов небезызвестного Чуриха. Думается, сие обстоятельство…»
Там, в глубине, веер на миг разворачивается еще раз, позволяя маскам родичей в свой черед ознакомиться с письмом. Хмурится карга, беззвучно шевелит губами Кош, оба старика одинаково моргают; в чертах Марии Форзац — решимость взрослой, немало повидавшей женщины. Выдержав паузу, лист и веер тают в воздухе. Экран Великого Немого дрожит, подергиваясь рябью, — так силится заговорить настоящий немой — и приходит в движение.
Новая версия Конрада фон Шмуца.
Молочная пелена окутала берега озера Титикурамба, на границе между Чурихской долиной и Черно-Белым Майоратом. Туман белесыми прядями ползет над водой. Туман штурмует подножье Курамбских скал, скрывающих три мрачные башни Чуриха. Туман поглотил заливной луг со стороны Майората. Кажется, озеро простерлось до самой Цитадели.