Приют героев - Страница 60

Вертись, как знаешь, слуга всех господ!

Однажды заказали Клименту сектанты-язычники из Красных Типунов истребить злую ведьму. Спасу от вражины нет: коровы от ее козней кровавыми слезами доятся, у детей бородавки, у невест девичья честь сама собой перед свадьбой исчезает. Позор, значит, и убытки. Иди, милостивый государь, спасай народ! А народ потом рассчитается.

— Лицензированная? — деловито спросил Климент Болиголов, ибо не искал прямого конфликта с властями.

— Никак нет! — хором ответили язычники. — Самовольная.

— С образованием? — уточнил Климент.

— Дура дурой! — взвыли язычники. И пояснили:

— Но злющая — страсть!

— Состав преступленья?

— Налицо, сударь ты наш! — и лицо показали.

— Десять двойных бинаров! — загадал Климент. — Если злющая, меньше не возьму…

Сошлись на шести.

Дом ведьмы, который ее крепость, оказался древней хибарой. Дверь вылетела, что называется, с полупинка. Окружен защитным сиянием, Климент Болиголов вступил на вражескую территорию, споткнулся в сенях о рассохшееся корыто, выругался и ворвался в горницу. На дальних холмах за окнами рыдали от восторга заказчики, предвкушая конец горестям.

— Где ведьма? — строго поинтересовался маг у зареванной девчонки, скорчившейся в углу. — Где злая?

— Н-не бей, д-дяденька! — ответила девчонка, пряча лицо в коленки. — Я б-больше не б-б-буду!..

Нет, Климент Болиголов не был слишком уж хорошим человеком. Но и слишком дурным не был. Он смотрел на девчонку, машинально считывая мана-фактуру, и все понимал без слов. Старая ведьма подобрала сиротку. Отследила дар, взялась готовить молодую смену. А до конца выучить не успела: померла, болезная. Маны у сиротки оказалось достаточно — не по-ведьмовски, по-мажески! — умений маловато, ума и вовсе никак. Начала пробовать бабкину науку и допробовалась. Били девчонку от сердца, не жалея кулаков. До конца убить побоялись: как бы не стала ночной ламией… Вот и раскошелились на правильную казнь — иди, Климент, губи, Климент!

— Пойдешь со мной? — спросил боевой маг, удивляясь самому себе. Корка глубоко внутри отслаивалась болезненно и непривычно. — Имей в виду, я бродяга. Дома родного нет и не предвидится…

— Д-дяденька! — Из тощих коленок высунулось опухшее от слез лицо. — Н-ноги мыть… вод-ду… п-пить!..

Старосте Типунов маг сказал, что ведьму убил. И в землю закопал. И надпись написал, дивными рунами. В качестве доказательства ткнул пальцем в ведьму, которой подарил плащ — старенький, с прорехами, но еще теплый. Закопал-написал, потом выкопал и от вас, честных селян, увожу, чтоб ночью спали спокойно. Ты меня понял, староста? Староста понял. Ты меня хорошо понял? Староста понял хорошо, бинары отсчитал и ушел с присмиревшими язычниками обратно в Типуны: праздновать победу.

Самогон в этом году больно ядрен уродился.

Девчонку звали Марией. Таскалась она за Климентом собачонкой, обстирывала-обштопывала, терпела холод и нужду, в достатке была неприхотлива и экономна. Страсть к играм прощала, брань сносила без ропота, раны благодетеля лечила травками и листом подорожника. Поколачивал — слова поперек не молвила. Маг и опомниться не успел, как привык. А на одном привале, под одним плащом, стареньким, но вполне теплым… Дело молодое, сами понимаете. Для девчонки, пожалуй, чересчур молодое вышло, для Болиголова — условно молодое, потому как седина в бороду. Но сладилось. Жениться, правда, он не хотел, а она не требовала.

Через полгода взялся Климент учить Марию. Чему? — боевой магии. Больше он ничего толком не умел. Вот тогда и узнал, что девчонка — диббук.

Подсадная утка.

Мана-фактура, хоть на три слоя ее читай, таких сведений не дает. Жизнь походная, бок-о-бок, если диббук наружу буром не лезет, тоже ничего нового не откроет. Зато при обучении Высокой Науке, и не по-ведьмовски, корешками-амулетами-заговорами, а по канонам теормага…

Пришлось Клименту освежать полузабытые сведения о комплексной психотике.

Диббук, иначе психо-близнец, на жаргоне «лепила», — блудная душа, застрявшая между ярусами Нижней Мамы и Вышними Эмпиреями. Там не принята, оттуда исторгнута, а посему горемыка неприкаянная. В поисках убежища диббук норовит подселиться в человечье тело, но прячется и наружу лезет редко, в отличие от активных духов, которые помыкают одержимыми, как хотят. В случае Марии диббуком оказалась душа маленькой девочки — Климент навскидку давал ей не больше четырех-пяти лет, и в этом возрасте умишко диббука застрял, по-видимому, навсегда. Доверчивая и туповатая, подсадка вела себя тихо, безобидно, но малолетка есть малолетка. Этим и объяснялась беда в Типунах: когда диббук выбирался наружу, перехватывая управление, ведьмовские действия делались опасными — не в силу злого умысла, а уподобляясь факелу в ручках несмышленыша.

Увы, комплексная психотика утверждала: контроль двух душ в одном теле, равно как сознательный выбор состояний и перехода между ними — невозможен.

По закону, Климент Болиголов должен был сразу прекратить обучение Марии. Заявить о случае в Тихий Трибунал, поскольку диббук, обученный началам боевой магии, стократ опасней диббука-ведьмы. И под личным конвоем отправить Марию в Мирный Госпиталь братьев-экзорцистов. Но маг не хотел расставаться с девчонкой. Более того, ему в голову пришла идея — дерзкая, сомнительная, но сулящая большие дивиденды. На днях Клименту отказали в приеме в Ложу Бранных магов, вернув обратно две чудом добытые рекомендации и личное прошение. Рылом не вышел, да? Со своим драным уставом лезу в горнюю обитель?! А я вам всем дам утереться… еще просить станете, в ножки падете, а мы подумаем, покочевряжимся…