— Разверзание могил — зрелище не из приятных, — на всякий случай предупредила вигилла.
Предупреждение относилось не столько к Мускулюсу — малефику к грязной волшбе не привыкать! — сколько к брюнетке. Шлепнется в обморок, спасай ее потом… Однако мистрис Форзац не сдвинулась с места, сверля взглядом проекцию Месропа. Казалось, нет на свете силы, способной оттащить брюнетку от могилы. И собака по-прежнему вела себя странно. Впрочем, Анри не имела ни малейшего понятия, как должен вести себя са-пэй на кладбище во время разверзания.
Возможно, именно так? — скуля и повизгивая…
Чудовищные ладони с видимым усилем вошли в некую плотную массу, существующую лишь в воображении мага. Образовали чашу, зачерпнули движением гончара, берущего глину для замеса.
Рывок!
— Д'ахр морт хиан! С'эпула раст виа нъяг!
Земля всхлипнула, будто девственница под насильником.
— Ацуг! Решт ацуг!
Истекающая паром трещина рассекла холмик вдоль, строго пополам. Земляной горб распахнулся надкрыльями жука-кадаверума. Рыхлый грунт волнами отхлынул в стороны, открывая нутро могилы. В нос ударил запах погреба, забитого подпорченной снедью. Вигилла справилась с приступом тошноты, заставив себя не отворачиваться. Краем глаза она успела заметить, что мистрис Форзац, забрызганная жидкой грязью, тоже подалась вперед. Малефик, внешне спокойный, как мраморное надгробие, остался недвижим.
Вздыбив загривок, захрипел пес.
Открывшаяся картина могла доставить удовольствие разве что эстету-стервятнику. Обитатель могилы лежал просто так: без гроба, без савана. Землисто-синее, одутловатое лицо, жесткая щетина на подбородке. Часть плоти на левой скуле отсутствовала, обнажив желтоватую кость. Корявые руки в мозолях. На правой не хватало мизинца и последней фаланги безымянного. Одежда измарана в земле: роба и холщовые штаны.
Из штанин сиротливо торчали босые ступни.
— Возраст около сорока, простолюдин, — машинально отметила вигилла. — Смерть наступила… от полугода до года назад…
— Молодец, — похвалила эффекторная проекция, радужно светясь. — Я бы сказал, месяцев семь-восемь. Имеется в виду первая, чистая смерть. Недавно нашего дружка поднимали, а потом уложили баиньки опять.
— Судя по внешним признакам, это никак не может быть один из квесторов.
— Браво, Мантикора! — впервые за весь сеанс связи Мес-роп улыбнулся по-настоящему. — А ну-ка, для гарантий…
Содержимое двух следующих могил разнообразием не отличалось. Покойники средней давности, мужчины крепкого телосложения, поднятые и заново уложенные. Тела носят следы повреждений.
— Уверен, квесторов здесь нет! — бодро заявил Месроп. Настроение председателя резко улучшилось. — Уважаемый коллега Мускулюс, не будете ли вы так любезны оказать мне содействие?
Толстяк не собирался останавливаться на достигнутом.
Раз могилы все равно вскрыты, грех не допросить покойников с пристрастием. Чего добру зря пропадать?
— Я обещал госпоже Куколь пройти по следу. Не более. Но поскольку основную часть работы сделала собака… Располагайте мной, господин председатель.
Похоже, малефика самого заело любопытство, хоть он и стеснялся признаться в слабости.
— Прошу вас, встаньте поближе. Мне понадобятся эманации живого тела, а через проекцию они, к сожалению, не передаются. Расход маны будет минимален, по окончании я полностью компенсирую ваши убытки. «Мертвецкое коло» творить умеете?
— Обижаете, сударь! Уж как-нибудь… коло с колом не перепутаю…
«Мертвецкое коло», которое сотворил Мускулюс, вспыхнуло ярко-желтым светом, заухало по-совиному и улетело к первой из разверстых могил. Там коло опустилось на грудь мертвеца и, вращаясь с ускорением, буравом погрузилось внутрь.
— Д'ахр морт! Экстиа вита н'хотеп ад'дур! Труп сладко потянулся и зевнул.
— Ва-а-а-ау-у!.. Ш-ш-ш-шо? Оп-п-пять?
Месроп с искренним дружелюбием подмигнул мертвецу:
— Это ненадолго, дружок. Расскажи, кто тебя поднимал, — и спи спокойно, дорогой…
— Задрали вы меня… с вашими…
Лик трупа исказила судорога. Из ямы пахнуло жарким смрадом, ударил столб едкого дыма. Вигилла отшатнулась. Когда она вновь заглянула в могилу, там тлели обгорелые кости.
— Предусмотрительно, — кивнула эффекторная проекция. — «Язык висельника», простейший из некрощитов. Любое вмешательство — и начинается самопроизвольная кремация. В остальных могилах нас ждет то же самое. Благодарю за помощь, коллега. До свидания, Мария. Я бы предпочел встретить тебя при других обстоятельствах. Но выбирать не приходится. Надеюсь, Кристофер жив и скоро отыщется.
— Спасибо на добром слове, Месроп, — ответила мистрис Форзац. — Лю, рядом!
Не прощаясь, дама пошла прочь: гордая, прямая. Пес неохотно бежал следом, часто оборачиваясь.
Это случилось давно.
Для сказаний и легенд четверть века — никак не давно, а просто вчера или даже сегодня. Но для бабочек-эфемеров, кичащихся своим разумом, счет времени идет иначе: на вздохи и удары сердца.
Поэтому скажем — давно, и не ошибемся.
Жил-был Климент Болиголов, боевой маг по найму. Маг он был посредственный, с маной чахлой, зубчатой на гребнях, — только Нихон Седовласец один, а честной шушере тоже кормиться надо. Слонялся Климент по земле туда-сюда, никакими заработками не брезговал. Тут девицу-упырицу в гроб навеки вгонит, по просьбе бедствующих соседей, там зеленого змея-погубителя в бутыль загонит и смолой пробку зальет. Отлежится, раны залечит, гонорар пропьет-проиграет, потому как большой охотник до азартных игр, — и опять ходит, заказы ищет. Иной раз деревню от разбоя защитит и плату семерицей возьмет, иной раз вместе с разбойниками бойких сельчан, взявшихся за копья, осаживает. Разбойники-то у богатых добра накрали, хотят бедным раздать, а бедняки упираются, оружием в благодетелей тычут.