Приют героев - Страница 155

155

Когда мана упала до нуля, стало легче. Дыша полной грудью, Климент хохотал от легкости и всемогущества! Он играл судьбами, творил богов и чудовищ, одаривал и воздавал по заслутам… Правда, все это происходило лишь в его воображении, но бывшего мага это ничуть не волновало. Он узнал, что ощущают «сломанные», в просторечии — «шмаги». Люди, начисто лишенные маны — и абсолютно не нуждающиеся в ней. А вскоре Болиголов обрушился в пропасть, в бездну самого себя, стремительно сжимаясь в точку, в острие иглы, в черно-белый шарик, где прилежно трудились три милые старушечки-пряхи.

Он летел в собственный омфалос!

Наверняка Бруно Клофелинг применял сходную методику при консервации омфалоса Хендрики Землич. Духовидец заморозил процесс в этой фазе: продолжать не имело смысла, тело женщины, разбитое при падении с балкона, все равно погибло бы. Но в случае рождения нового блокатора… Омфалос вывернулся наизнанку. Падение продолжилось: вниз? вверх?! Климент не знал.

Там был свет, и Болиголов летел ему навстречу.

На крыльях отрицательного уровня маны.

Антиманы.

Два года он учился мастерству блокатора, разбирая и настраивая семантические связи, пользуясь чужими заклинаниями в личных целях, меняя направления и назначения. Боевой маг стал действующим семантом. Волкодавом Надзора. Несколько раз он осторожно наводил справки о Марии. Встреч не искал. Она была жива, воспитывала сына, сын выбрал профиль некроманта, стал рыцарем Ордена Зари…

Когда Надзор Семерых вплотную занялся теневыми экспериментами Чуриха, среди квесторов, искавших контакта с некромантурой, обнаружился Кристофер Форзац, сын убитого при побеге Климента Болиголова.

Климент настоял, чтобы капитул поручил это дело именно ему.

Когда он, впервые за двадцать пять лет, снова увидел Марию — та его не узнала.

***

— Кажется, — Фернан Тэрц, он же Климент Болиголов, говорил с легкой хрипотцой, устав от долгого рассказа, — у нас открылся филиал народной исповедальни. Я внес свою лепту. Пора вернуться к нашим омфалосам. Я имею в виду: к омфалосу Хендрики Землич…

Из рощи донеслась заливистая трель, споткнулась и умолкла: до срока пробудившись, певец оборвал руладу на середине и задремал снова.

— Заверяю вас, сударь, это останется между нами, — щебет вывел барона из задумчивости, и он впервые прямо взглянул на профоса. — Слово чести. Меня в данном случае интересует другое. Пока вы с его чернокнижием изучали крепундию, Анри… м-м… сударыня вигилла ввела меня в курс дела. Как я понимаю, истории, сходные с нашей, уже имели место?

— Сходные условно, — поправил гроссмейстер. — Я бы сказал: очень условно…

— Хорошо. И все же: Аманда Ланивьер, Принцесса-Греза, провела больше года в хрустальном гробу. Марк Грэхем, известный как Спящий, два столетия каталепсировал в ларце из болотной яшмы. Роза Канина трижды уколола палец о три заклятых веретена — господа, я не намекаю на омфалическую каморку с троицей прях или на метательные орудия Аглаи Вертенны! Я просто отмечаю близкие по характеру случаи: Роза Канина находилась в летаргии около тридцати лет… Вигилла подняла руку, привлекая внимание.

— Хочу заметить, — уточнила она, — что случай с Розой спорный. Неизвестно, что служило охранной оболочкой: терновая ограда, очарованный замок или аура сотни обитателей замка, уснувших вместе с ее высочеством Каниной. Впрочем, это не имеет особого значения. У вас чудесная память, барон. К чему вы клоните?

— Хрустальный гроб открылся, когда князь Элоиз в пятый раз ударил о крышку кулаком. Летаргию Розы прервал поцелуй Жозефа Бехларена и струйка крови, которая стекла со лба исцарапанного маркграфа на губы дамы. Грэхема вывело из каталепсии… э-э… Генриэтта, напомните!

— Вхождение Фавна в знак Трезубца, отягощенное лунным затмением. Редчайшее сочетание; это я говорю вам как мантисса.

— Так вот, во всех указанных случаях защитная броня имела уязвимое место, заранее предназначенное для оперативного вскрытия. Дверь темницы, даже самая крепкая, предполагает ключ. Есть ли ключ от медальона? Вы боитесь ломать броню намоленности — нельзя ли войти внутрь без насилия? Осмотреться, оценить ситуацию…

Гроссмейстер Эфраим оживился, но почти сразу угас.

— Мой отец наверняка предусмотрел «ключик», как вы изволили выразиться! Более того, я чудесно помню, что герцог открывал медальон… Правда, он сразу уединялся в личных покоях и никого не желал видеть. Ключ был, но они оба давно мертвы: Бруно Клофелинг и Губерт д'Эстремьер… Медальон тоже должен был упокоиться вместе с герцогом, а не копить намоленность годами, превращая броню в несокрушимую цитадель. Надеюсь, серия экспериментов позволит восстановить способ ненасильственного вскрытия…

— А вы, сударь? — прервал барон некроманта, обернувшись к хмурому Рене. — Вы четыре года провели в Майорате, нося медальон на шее! Неужели у вас нет даже предположений, чем можно вскрыть крепундию?!

Горбун отрицательно покачал головой.

— Это не зуб, — сказал Черный Аспид-неудачник. — Я ошибался. Это, если хотите, сердце. Я не умею вскрывать сердца.

SPATIUM XXII. НИСХОЖДЕНИЕ ВО ТЬМУ, или ЖИТИЕ РЕНЕ КУГУТА, ПУЛЬПИДОРА И ИДЕАЛИСТА (часть II)

Год обучения у сержанта Рузеля не прошел зря. К концу этого срока молодой пульпидор отправил прошение в канцелярию Ордена и вскоре получил ответ. «Сударь соискатель» приглашался в столицу для прохождения вступительных испытаний. К испытаниям Кугут был готов, как юный антекурсор — к «Лабиринту препон» в лагере «футурус беллатор», где недорослям давали попробовать вкус армейской жизни. Только лагеря «будущих воинов» — для восторженных сосунков, щеголяющих перед сверстниками багровыми шейными платками. А Орден Зари — это серьезно. Это — для взрослых. Равновесие идеалов, фундамент цивилизации…

155