Приют героев - Страница 57

Анри искренне надеялась, что и она — тоже.

В какой-то балладе она слышала, что у магичек проблемы с деторождаемостью, что все они холодны, как ледышки, и женских недомоганий у них не бывает вообще. Бегай-прыгай, вяжи-ворожи тридцать дней в месяц. Попадись гад-трубадур по пути — растоптала бы и прах по ветру развеяла…

Улица вывела квартет следопытов на юго-западную окраину, вильнула раз-другой и уперлась в ворота кладбища Вторичной Инкарнатуры. Не самый престижный погост в столице; даже старушки, торгующие погребальными асфоделями, здесь сидели тощие и злые. Тем не менее охранные чары на воротах и чугунной ограде соответствовали «Установлению о посмертной заботе», статья XIV, раздел «Надзор за местами погребения». Для живых граждан дорога открыта в любую сторону, но заведись в склепе бойкий упырь, мемориальный червь, хлопотун или дух-инхабитант — наружу им хода нет.

— По какой, мил судари, надобности? Кто покойный, кто сопровождает?!

Щуплый мужичонка выкатил грудь колесом, дабы все видели бляху-пентакль из синего серебра — знак кладбищенских надзирателей. Для пущей важности сторож насупил кустистые брови и встопорщил бороду веником. В иной раз можно было бы посмеяться. Но сейчас Анри торопилась.

— Тихий Трибунал! — рявкнула она, делая видимым клеймо на щеке.

— И Лейб-малефициум, — солидно прогудел Мускулюс, отмахиваясь по-казенному. На ладони малефика полыхнула зеленым огнем эмблема службы: змея пятью кольцами обвила кинжал.

Сторож поспешил вытянуться во фрунт.

— У нас все чин-чинарем! Жмурики… в смысле, усопшая братия на месте, согласно описи. Можете убедиться.

— Убедимся, — зловеще пообещала вигилла.

И указала спутникам в глубину кладбища, куда рвался возбужденный Лю:

— Вы идите, я догоню. Сударь надзиратель, кто дежурил позапрошлой ночью?

— Я, ваша честь!

Какого рожна сторожу подвернулся на язык судейский титул, Анри не поняла.

— Ничего подозрительного не заметили? Телеги, повозки? Люди незнакомые?

— Подозрений не было, ваша честь! Похороны — это да, имели место. Два раза.

— Ночью?!

— А что, ночью не мрут? — в свою очередь, удивился сторож. — И мрут, и хоронят. Мы круглосуточно работаем, до последнего клиента. Ежели не верите, справьтесь в окружной покойницкой.

Он ел Анри взглядом и дергал себя за бороду. Будто раздумывал: а не оторвать ли ее, кудлатую, к песьим шлепам?

— Два раза? В котором часу?

Тон Анри сбавила. Человек при исполнении, к чему на него орать? Вигилла чуяла не хуже собаки: добыча рядом. Серьезная, сочная добыча, не дохлый фактик или сухая улика. Осталось догнать, вцепиться и хлебнуть живой крови.

— Первые-то еще до полуночи явились. Часы не били. А вторые — за полночь. Разбудили меня, окаянные! Я сплю чутко, комар носу не подточит, а тут насилу поднялся… Ноги ватные, в брюхе щекотание…

Сторож ощутил, что вступает на скользкую стезю, и заторопился с уточнениями:

— Не пил, ваша честь! Ни капли! Это на рассвете уже, с устатку…

— Хорошо, не пили. Верю. Сами похороны видели?

— Ну-у… Краем, значит, глаза… уголком, значит…

— В ограде хоронили? За оградой?

— Ну-у…

Опустив очи долу, сторож принялся ковырять носком сапога жухлую траву.

— Ясно. Не видели. Смущаться ни к чему, вы не обязаны надзирать лично за всеми рядовыми похоронами…

— Не обязан! — радостно встрепенулся мужичонка, осознав, что гроза идет стороной. — Мы тут это… чтоб не лазил, кто не надо! И чтоб непотребств не творилось. А за похоронами пущай кликуши следят, это ихний хлеб…

Прервав допрос, Анри взглянула в ту сторону, куда удалились ее спутники.

Осеннее кладбище — зрелище из особых. Царский пурпур и утонченная позолота листвы, королевские поминки по лету на фоне торжественной суровости вечнозеленых туй — верных кладбищенских плакальщиц. Серый гранит надгробий, бронза мемориальных надписей, дымчатый мрамор обелисков, черный базальт монументов, скромный туф поминальных плит. Строгость аллей и буйство красок, вспышки чахоточной страсти и разлитая в воздухе печаль. Кладбищам больше всего идет осень. Не весеннее буйство жизни, кажущееся стыдным в местах упокоения, не знойная истома лета, даже не зимний саван — осень, порог забвения.

— Вернемся к нашим похоронам. Итак, первые, которые до полуночи. На чем приехали, сколько человек, как выглядели?

— Фургон приехал. Большой. Закрытый.

— Катафалк?

— Не-е… Говорю ж — фургон. Навроде овощного. Возница такой… длинный. В берете. С бумбомом.

— С чем?!

— С бумбомом.

— С помпоном?

— Ага, моряцкий бумбом. Шерстью наружу. В фургоне с покойником сидел кто-то. Чихал много. Может, и не один. Смачно так чихали, аж у меня в носе засвербело…

— Вторые похороны? После полуночи?

— Не помню, ваша честь! Квелый я был, спросонья…

— Бляху потерять не хочешь, квелый?

— О! Вспомнил! Тоже фургон приезжал!

— Овощной?!

— Ну! Как один каретник собирал! Ох, а я-то сразу не уразумел… Морок, не иначе морок и наваждение…

Левую щеку вигиллы, в центре служебного клейма, кольнула игла-невидимка. Хотелось надеяться, поисковая струна Мускулюса не отягощена какой-нибудь профессиональной дрянью вредителей: что малефикам — здорово, то остальным — колотье в боку. Акуратно высвободив струну из эфира, Анри намотала на указательный палец и трижды дернула, давая понять: контакт установлен. Затем ловко скрутила кончик струны в кратковетвистый а-кустик и сунула в ухо.

— Кое-что нашли, — деловито забасил малефик. — Вам необходимо взглянуть. По центральной аллее прямо, второй поворот направо, три квартала прямо, поворот налево — там склеп с Диким Ангелом, не ошибетесь! — и дальше вдоль офицерских усыпальниц до задних ворот. Мы за воротами, во внешнем приделе. Ждем.