Тот факт, что завтра — выходной, председатель опустил.
Сделал вид, что забыл.
Паучок решил не искушать судьбу и удрал под карниз, на котором крепились портьеры. Такое бегство предрекало смену пустых хлопот на хлопоты, полные до краев, о чем Анри благоразумно не стала сообщать начальству. Доложив о «Розе Шагов» и чаровом отпечатке мана-фактуры записей (не забыть отнести в Большой Гаруспициум!), она вспомнила об остаточных эманаурах. Эта память словно нарочно притаилась, чтобы сейчас больно плеснуть в висках.
— Хочу взять некро-след от гостиницы. Выяснить, куда двинулись телеги, увозя тела. На уличную стражу надежда слабая, наверняка проморгали, олухи… Есть шанс, что покойников прячут в городе, ожидая, пока уляжется тревога.
— Сама, что ли, след брать станешь? — Месроп наконец обернулся к вигилле и расположился на широком подоконнике, скрестив ножки. Толстяк сейчас был похож на глиняную фигурку Добряка Сусуна, какими торгуют разносчики в Сусунов день. И ухмылочка такая же, плотоядная. — Новые таланты прорезались? Почему я не в курсе?
— Привлеку следопыта. Легавого волхва, например. Ухмылочка сделалась шире, напомнив трещину входа в геенну. Ровненькие, остренькие зубки председателя Трибунала блестели, как благие намерения, жемчугом которых мостят дорогу к Нижней Маме. Анри и сама поняла свою ошибку. Легавые волхвы, люди тонкой, нервной маны, брали только живой след. В поисках «мертвой строчки» они неизменно пасовали. Стыд и позор, сударыня вигилла. Разрешаю покраснеть и сгореть от смущения.
— Закажу в питомнике моранского хорта. С псарем-проводником.
— Питомник в выходные закрыт, — Месроп соизволил вспомнить о днях недели. — Проводники разъехались по домам: пить вино и любить милых женушек. Живут они большей частью за городом. Даже если я распоряжусь оплатить сверхурочные, чтобы скрасить псарям лишнюю работенку — пока ты разыщешь кого-нибудь, пока договоришься…
Он прав. След простынет, след затопчут, поверх следа кошка съест воробья, создав отвлекающие помехи. Надо спешить.
— След может взять кто-то из некромантов.
— Может, голубушка. Но много ли некротов согласятся сотрудничать с нами? Нечего улыбаться, я тебе не из многих, таких, как я, единицы — и то за счастье…
Намеки на свое темное прошлое Месроп Сэркис, для старых друзей — Месроп Кликуша, до службы в «двух Т» — некролог широкого профиля, принимал спокойно.
— Ладно, Мантикора, пользуйся, пока я жив. «Мертвую строку» лучше всех берут малефики. Не спрашивай, почему, иначе по окончании дела вместо отпуска отправлю в скрипторий. Раздел «Кровяной след», подраздел «Верхнее чутье», инкунабулы с шестой по девятнадцатую.
Толстяк мечтательно прищурился, сдвинув куцые бровки, и забубнил:
— Совершенно неважно, что именно малефик будет делать со следом: вылепит из следовой глины вольт, сожжет в печи, переплавит с черным стеклом и песком, после чего утопит, раскрошит, смешает с землей и прахом, взятыми с могил, старой и свежей…
Он оборвал тираду, расхохотавшись.
— Старею, голубушка. Становлюсь болтлив и сентиментален. Короче, поищи хорошего малефика. Не найдешь сама, звони в било. Помогу, чем смогу. Серафим мне не откажет.
И прыгнул в окошко раньше, чем Анри успела сказать, что все сделает в лучшем виде, без сомнительной помощи лейб-малефактора Серафима Нексуса. Выглянув наружу, вигилла оценила мастерство и ту небрежную ловкость, с какой начальник «подстелил соломки». Четвертый этаж, однако. Стареет Месроп, по всему видно, что стареет.
Перед дамами хвост веером распускает, лысый фанфарон.
— Месроп! Погоди!
— Сударыня, вы злоупотребляете нашей дружбой! — донеслось снизу.
Начальник стал вежлив. Дурной признак. Головная боль вернулась, но у Анри не оставалось выбора. Она сложила пальцы условным знаком «аллюр-два Т» и выставила руки в окно. Ладони обожгло порывом ветра; миг, и крохотный инстант-образ председателя образовался на подоконнике.
— Я подвесила обер-квизитору фон Шмуцу «мушку», — не дожидаясь, пока миниатюрный Месропчик сделается воплощением вселенских бед, выпалила Анри. — Сегодня утром, в гостинице. Во время первой встречи.
Услышав знакомое вкусное слово, из-под карниза свесился отважный паучок. Качнулся вверх-вниз, желая доброй приметой ободрить и успокоить.
— Зачем? — спросил мини-председатель, слегка мерцая. — Нет, стой… Обычную или «злодейку»?
— «Злодейку», — честно созналась вигилла.
— Хм-м… И что, сударыня, подвигло вас на фасцинацию сотрудника Бдительного Приказа? Заметьте, на несанкционированную фасцинацию! Я слушаю.
Фасцинацией, или «заочным очарованием», в Трибунале именовалась точечная подсадка свидетелям или осведомителям частиц личной маны, формирующей связь между вигилом (вигиллой) и объектом фасцинации. Такие частицы именовались «мушками», по аналогии с искусственными родинками, излюбленным украшением кокеток.
«Мушка-злодейка» открывала тайный доступ к объекту вне его желания.
Разумеется, магам никто «злодеек» не подвешивал, — риск быть мгновенно обнаруженным смешивался с риском отторжения «мушки» ревнивой маной объекта. Но в случае с обычными людьми эта штука неизменно срабатывала.
— Бдительный Приказ не торопился известить нас о трагедии в отеле, — кратко доложила Анри, понимая, что от убедительности доводов зависит не одна лишь ее карьера. — Наши локаторы совершенно случайно засекли нехарактерно окрашенный выброс маны. При первом знакомстве обер-квизитор фон Шмуц выказал недоброжелательность и отсутствие доброй воли. Поэтому, еще до приказа о совместном расследовании, я решила, что в случае замалчивания им части сведений будет целесообразным…