Приют героев - Страница 151

151

Конфликт разрешился на удивление просто. Фернан Тэрц предложил молодому человеку прогуляться с ним до края рощи. Поговорить с глазу на глаз. Не сразу, но Рене согласился: опасности от этого нескладехи он не ждал. Так они и ушли: опирающийся на костыль горбун-рыцарь — и сутулый, похожий на аиста стряпчий-притворщик. Что произошло во время краткой десятиминутной прогулки, барон не знал, да и никто не знал, но только по возвращении пульпидор во всеуслышанье признал Тэрца профосом, публично вручил ему медальон и извинился за несдержанность.

— Сударь, а вы можете блокировать наведенную эрозию «пламенного зева»? — спросил напоследок Рене.

— Да, — скромно ответил Фернан Тэрц.

— Еще на стадии мелких порченых везикул?!

— Да.

Обер-квизитор отметил, как переглянулись гроссмейстер Эфраим с вигиллой Куколь: наверное, что-то поняли в волшебных словах, в отличие от самого фон Шмуца.

В дальнейшем Конрад мало чем мог быть полезен: в дело вступили мэтры Высокой Науки. Втайне барон надеялся, что мэтры за полчаса расколят крепундию, как сам Конрад — фальшивомонетчика на допросе. Детская, полузабытая уверенность во всемогуществе чародеев, давно остыв в душе, вспыхнула опять, чтобы угаснуть, коптя и дымя. Мэтры возились, копались, ковырялись, их лица не выражали радости или облегчения. Аура безнадежности — в аурах такого рода барон не ошибался — висела над столиком с Омфалосом.

Время шло.

— Генриэтта, вы говорили о намоленности реликвии, — барон не заметил, что обратился к вигилле по имени, оставив казенное «сударыня». — В смысле защитной оболочки… Признаться, я мало что понял. Какая защита идолу Пагану Многогрешному в земных поклонах фанатиков? Какая опасность кроется в желании взять топор и испытать идола на прочность? Или для понимания этого надо закончить Универмаг с отличием?

— Не обязательно, — улыбнулась вигилла. — Конрад, вы воевали?

— Воевал. Вернская цитадель, Шепеттаур, осада Сегюра… Потом ушел в отставку и согласился на предложение Вильгельма Цимбала, поступив на службу в Бдительный Приказ.

— Тогда вы поймете. Намоленность — это стены крепости, и войска в крепости, и запасы провианта, и боевые маги-защитники, вместе взятые. У них есть силы, противостоящие агрессии, есть принципы, несовместимые с принципами нападающих, есть представление о жизни внутри крепости, которое противоречит чужим представлениям… Только войска видны невооруженным глазом, и стены видны, а намоленность в большинстве случаев не заметна. Если ринуться напролом, вслепую… Вы понимаете, что означает атаковать невидимые войска, в которые ты не веришь, штурмовать невидимые стены, которые, как тебе кажется, не существуют; ударить топором по бревну, которое окажется спящим драконом?

Анри умела быть убедительной.

Конрад вспомнил городок Матхельт, где мужчины выкопали из земли статую Бассарея Пьяницы и начали ей поклоняться. Спустя месяц любой матхельтец, сплясав вокруг статуи, без видимых причин делался пьян и счастлив. Жены и дочери гуляк трижды покушались на Пьяницу, желая утопить или разбить на части хмельного идола, — но всякий раз вблизи идола почтенные матроны и скромные девицы теряли рассудок, а с ним — и стыд, предаваясь пляскам и разврату.

Позже, когда статую изъял Коллегиум Волхвования, поместив в музей под заговоренный «колпак», понадобилось вмешательство опытных психотов, чтобы вернуть матхельтцам ясность ума и трезвость памяти.

— Намоленность, как броня, укрывает сердцевину от внешних разрушительных воздействий, — продолжила вигилла, лепя из мягкого воска свечи, натекшего на стол, фигурку, смутно похожую на мантикору. — Мягкую, слабую, человеческую сердцевину. В сердце любого идола — мечта людей об идеальной жизни. Часть этой мечты, одна из ее сторон. Достань у нас сил взорвать броню намоленности — нагая, сердцевина погибнет. Но и мы сами можем пострадать под обломками, пасть от слепой ярости защитников крепости, которым больше нечего терять…

— Хендрика Землич погибнет в любом случае, — сказал гроссмейстер Эфраим, устало массируя виски. Он подошел неслышно, возник, будто призрак, измученный дух на исходе запасов «сияния». — Сегодня, завтра, через год или пять… Вы, молодой человек, были абсолютно правы: она умирает. Момент консервации располагался за десять-двадцать минут до реальной смерти; теперь он сместился. С каждым новым витком, переживая себя заново, омфалос Хендрики опасно приближается к гибельному барьеру. Сейчас до реальной смерти осталось минуты три-четыре, и разрыв стремительно сокращается. Если оставить все как есть… Однажды мы получим сильно намоленную святыню с мертвой сердцевиной. Сударыня, вы понимаете, чем это грозит?

Еще в Реттии барон навел справки, выяснив, что Генриэтта Куколь — член Королевского Реального Общества, объединяющего магов с общими интересами в области идологии псиреалий. Что это значило, он уточнять не стал, споткнувшись на зубодробительном термине. Вот, вспомнилось: ночью, когда вигилла встала навстречу утомленному старику.

— Я понимаю, — согласилась она.

***

О да, она понимала.

Намоленность — в первую очередь мольба об изменении реальности. Иначе незачем падать к стопам кумира, взывая, сетуя или благодаря. Дай денег! — у меня денег нет, а я хочу, чтоб были. Верни здоровье! — раньше я был крепче дуба, а стал чахлой былинкой, и мне это не по душе. Порази моего врага! — сам я не в силах, и ненависть ищет выхода. Умирает мать — спаси! Лишился работы — о, наставь на путь! Ушло вдохновение — вдохнови! Измени мир вокруг меня, по моему хотению, по твоему велению…

151